Два процента от Бога. Роман-сказка - Михаил Лекс

В доказательство своих слов приведу лишь цифры, от которых у любого религиоведа может и должно помутиться в рассудке. Число это равняется пятнадцати тысячам четырёмстам пятидесяти пяти религиозным образованиям, при этом, заметьте, официально зарегистрированным. Здесь есть только одно отличие, некоторые из них зарегистрированы как церкви, а некоторые, которых большинство, – как религиозные организации, а ещё некоторые – как общественные организации. Но это, я повторяю, только официально зарегистрированные. Что касается незарегистрированных, то их, я не шучу, семьдесят восемь тысяч восемьсот двенадцать, плюс минус три. Вот и задумайтесь.

И второе. (Напоминаю, что я говорю об основных отличиях нашего города.) Так вот, второе отличие или особенность, называйте, как хотите, заключается в том, что в нашем городе нет, например, полиции, а точнее, так и не только её. Вернее, как таковая она, конечно, не числиться не может, но в том то и штука, что числится-то она, конечно, числится, даже имеет своё собственное здание, а на деле её нет.

У нас даже прескверный случай вышел с одним приезжим. Он потерял документы и деньги и зачем-то пошёл их искать в полицию. Вернее, он хотел туда пойти. Стал спрашивать прохожих, как ему пройти в полицию, а сказать ему толком о том, где же расположена полиция, никто не мог. В конце концов, он нашёл то здание, где полиция числится, зашёл туда, но выбежал вскоре и в очень сильном волнении, и побежал в неизвестном направлении. Не знаю, что с ним было дальше. Мне это неизвестно, да я, к слову, и не интересовался. Об этом случае много говорили в нашей центральной газете. Но я Вам не рекомендую читать то, что там напечатано, потому как всё, что там напечатано, есть ложь.

Если Вы полагаете, что полиции у нас нет в виду отсутствия преступности, то глубоко заблуждаетесь. Чего-чего, а преступности в нашем городе на десяток других городов и покрупнее нашего хватит. Другое дело, что при всём при этом, пострадавшие нашего города от правонарушителей и преступников закона не нуждаются в услугах полиции при решении своих проблем. Все свои проблемы они, пострадавшие, а впрочем и не только пострадавшие (ведь проблемы могут быть не только уголовного характера, проблемы могут быть разные), какие бы они, проблемы, не были, жители нашего города решают их в своих, и только в своих, религиозных группах. В полицию перестали обращаться совсем и потому она отмерла, как социальный орган нашего города. Не буду описывать весь процесс отмирания, думаю, что сами понимаете, как это произошло.

Уверен, что Вы уже и сами догадались, что в нашем городе нет и судов, а потому наш город и не является поставщиком заключённых в тюрьмы страны нашей.

Другими словами, наш город, если можно так выразиться, есть некий инвалид, в виду именно вышеперечисленных обстоятельств. Ну сами посудите, если у человека отмирает какой-либо орган, рука скажем, то он, человек, есть тогда инвалид и ему тогда даже место положено в транспорте уступать и ежемесячное пособие от государства выплачивать. То же и наш город. Здесь речь уже не об одном органе. Я только перечислю, но уже без подробностей, итак: полиция и суд – это я говорил, далее идут все органы местного самоуправления, их у нас тоже нет, как и нет законодательного собрания, а из администрации есть только губернатор, но и тот мало кому интересен.

Дальше я продолжать не буду, потому что это может длиться очень и очень долго, а всё и так ясно. Единственное, что важно всё же упомянуть, так это налоговую инспекцию. Что, спросите, налоговая инспекция? А то, что её тоже нет. Вернее, числится и только. Налоги наши жители, вернее, жители нашего города, не платят. Скажете, что вот уж это так уж чистое враньё? А вот и нет. Мне Вам врать? Какой смысл? А только я ещё раз повторю, налоги мы не платим. Если Вы думаете, что платим, но меньше, скрывая истинный доход, то ещё раз замечу, просто не платим и всё; а об истинных доходах нас не спрашивают, некому потому что.

Может быть, сейчас Вы подумаете, что мы тогда очень богаты. Ничего подобного. Город наш, а мы вместе с ним, очень и очень бедны. Наверное, только это и даёт нам право не платить налоги, не знаю. У нас бедны все без исключений. Бедны настолько, что дальше некуда.

Спросите, на что же мы живём? А мы и не живём, мы существуем в рамках своих религий и их организаций. Не помню, кто и где сказал, что человек живёт не только материальными благами, но духовной пищей, получаемой в рамках своих учений Так вот, это про нас. И добавлю к сказанному, что здесь речь уже не столько о материальном благе, поскольку у нас ничего такого, в смысле материального, по сути и нет. Но мы не жалуемся и помощи не просим. Ни в коем случае. Конечно, нам бы не помешало, но мы не просим. Но я отвлёкся.

6

Теперь, когда я показал Вам нас и наш город, я перехожу к самому главному, к тому, ради чего, собственно, Вы здесь, к роману «Два процента от Бога». Вернее к роману Лекса «Два процента от Бога», а я только выполнил возложенную на меня миссию ретранслировать его.

Уверяю Вас, что роман этот, не был бы ретранслирован никем лучше, чем это сделал я. Это я к тому, что нет смысла Вам искать у какого другого писателя нечто похожее, но лучше напечатанное. Зря только время потратите. Поверьте, этот роман мог напечатать только такой писатель, как Лекс, а ретранслировать его мог только такой писатель, как я. А если уж они пришли ко мне, то, наверное, только потому, что прекрасно понимали, что лучше меня не ретранслирует никто. Это не значит, что других писателей нет. Но те, кто сочинял подобным образом до меня, уже умерли, а иные ещё не народились. Так что: сегодня – моё время. Они, может, и пошли бы к кому другому, но только нет его, другого. Пока нет.

Я это вижу, между прочим, не только потому, что ко мне обратились оттуда, но и по той очереди рассказов нашего города, что скопилась у моих окон. Тысячи их стоят в очереди ко мне. Стоят, спорят, ругаются, пихаются и толкаются, желая пролезть ко мне без очереди. Все торопятся. Всем охота быть как можно быстрее напечатанными. Они и рады бы куда ещё податься, да некуда. Один я пока. Это и хорошо, и плохо. Хорошо для меня. Всё, как-никак, а возвышает, если и не в чужих, то в своих глазах точно. Плохо для них, для историй. И для Вас плохо, потому как сам я лентяй и не шибко спешу работать.

Более того. Скажу честно. Не их вой по ночам и скулёж, то я, может, и вообще не брался бы за работу. Но это уже на уровне инстинктов. Как плач ребёнка заставляет его маму идти к нему и утешать его, даже если чаду уже перевалило за сорок, так и мы, писатели, только услышим вой своей истории, что просит себя забрать себе, так ничего не можем с собой поделать, а встаём, хоть днём, хоть ночью и идём к ней и пишем, пишем, пишем её, до тех пор, пока всю не напишем и тем её не успокоим.

Но я сказал пока не всю правду о том, почему и как вышел на меня Лекс, есть ещё кое-что, что Вы должны знать. Всё дело в том, что сто первый канал нашего местного телевидения объявил конкурс. Хотя, давайте я расскажу Вам всё по порядку.

7

На Сто первом канале работали, да и работают по сей день, без малого двадцать пять тысяч восемьсот человек. Уборщицы, слесаря по ремонту сантехники, лифтёры, охранники, секретари, директора. Да мало ли кто ещё работает на Сто первом канале, всех и не перечислишь, кого-нибудь всё равно забудешь. Да и смысла нет всех здесь перечислять. Кому надо, те и так будут появляться по ходу действия и о них будет сказано вполне достаточно. Но прежде хочу посвятить Вас в некоторые тонкости, которые, поверьте, будут не лишними для правильного понимания всего того, что в дальнейшем будет сказано.

Что такое телевидение? Вы знаете, что такое телевидение и телеиндустрия? Вы можете подумать, что телевидение – это реклама или вид психологического воздействия, или средство массовой информации. Всё это не так. Я не стал приводить больше примеров того, как может быть понято Вами телевидение. В любом случае, Вы окажетесь не правы. Почему? Ответ прост: потому что Вы ничегошеньки не смыслите в телевидении.

Я согласен с тем, что Вы имеете право на свою точку зрения, я согласен с тем, что и кроме Вас есть ещё кто-то, кто имеет, так же, как и Вы, своё право на свою точку зрения. Но давайте на том и остановимся и оставим Вас с Вашими правами и точками зрения, и не будем ни Вас, ни Ваши мнения, суждения, понятия и тому подобное, примешивать к телевидению. Не согласны?

Недавно мне высказали предположение, что телеиндустрия – это телевизоры. Я смеялся долго. Я не стал переубеждать бедолагу, а оставил его наедине с его правотой. Пусть думает каждый так, как он сам хочет. Сейчас я говорю только об истинном положении вещей. Сейчас я говорю о том только, что представляет собой телевидение на самом деле. Сейчас я посвящаю Вас в святая святых телевидения. А всё, что касаемо рекламы и прочего, о чём некоторые говорят, когда спорят о телевидении, то всё это я предлагаю не воспринимать серьёзно.